Ц.Р.Б. – это Центральная Районная Больница.
"они живут... в обвораживающем и опасном соседстве
с людьми другой породы, заигрывают с ними,
в шутливом тоне заговаривают с ними о своём пороке...
и эту игру им облегчают ослепление или криводушие других,
и длиться оно может долго, вплоть до того дня,
когда поднимется возмущение и укротителей растерзают"
"Содом и Гоморра"
Пруст
Есть люди, словно созданные для болезней. здоровые, они отравляют жизнь всем окружающим их существам и только во время серьёзного и по возможности продолжительного заболевания, проявляются лучшие и неведомые нам до этого свойства их натуры. был ли натуралом павел? - вот о чём думал я, провожая взглядом его коренастую, подпрыгивающую на костылях фигуру, одиноко маячившую в коридорном просвете. грязная, провинциальная клиника, в которой я оказался по теперь, как понимаю, счастливому стечению обстоятельств - не есть ли они всего лишь карикатурное и неудачное проявление наших тайных желаний или, если хотите страхов – была пропитана запахом варёного цикория, йода и дешёвого крема для жирной кожи – необходимо быть настоящим порноромантиком (в батаево-садовой мантии), чтобы найти в атмосфере этого заведения очаровательный и обжигающий представлениями о тысячах половых излишеств стимул. я торчал от итальянских порножурналов, забрызгивая слизью серое больничное бельё, в своих видениях мерзко трахая беременных женщин, засовывая им в рот ампутированные кем-то пальцы или, например, умирающая старушка с откусанным соском и моим языком в её голой, как у нимфетки, пизде... в общем, фантазии этого рода не давали мне скучать. до выписки оставалось каких-нибудь три дня, когда я впервые увидел павла. отсутствие ноги придавало ему трагический и ебанутый вид, который подчёркивался ирокезом на голове. он слушал пиксес и лишился невинности в шестнадцать хуярил джеф в девятнадцать ногу ему нахуй оторвало в двадцать три часа на заводе где-то в районе чёрной речки я там однажды, блядь... - паша - хочешь, я тебя выебу? пауль, ну-у? хочешь, я засуну свой хуй в твою жопу и буду ебать тебя в обосранном больничном туалете? и ещё нассу тебе в рот и, зажав... - такое начало могло испортить моё знакомство с этим ебанутым панком, поэтому я решил подкрасться к нему другими, более утончёнными и стилистически выдержанными приёмами. ну вот представь, пауль - типа, гестапо, да-а? подвал там, табуретка, серые стены, низкий потолок, два, блядь, фашиста в галифе допрашивают пацана. говори, мол, сука, говори, тот молчит - они ему ногти оторвали и уши начали резать. он не выдержал - всё сказал - где труп мальчишки, которого он выебал и глаза высосал вместе с мочой. это типа фильм такой, смотрел? или, например, заходишь ты в комнату (третья в длинном коммунальном коридоре), а там два парня друг у друга сосут, ты захлопнешь дверь - костыли упадут, они его затащили в комнату и долго лизали уже затянувшийся бледной, розовой кожей обрубок ноги. лизали и дрочили. лизали и дрочили, бля... не-е, ты чё, думаешь, я в жопу ебусь? дело не в этом - я ебу тараканов, как в "детстве хозяина", а вот ты, ты кого ебёшь, мать твою? в четырнадцать лет он трогал свою соседку, семилетняя дурочка ничего не понимала - ёрзала и хихикала в его дрожащих руках, потом выебал её, через несколько лет ему оторвало ногу - неужели вы не хотите ебаться? ебаться? само звучание этого слова, тягучее и приторное, как сливочная тянучка, в его губах, обветренных и кровоточащих от трещин, вызванных постоянной жаждой, превращалось в изысканный и экзотический деликатес. упоминал ли я, что фамилия павла - достоевский - вызывала секундное замешательство у медсестёр с большими целлюлитовыми жопами и они, прежде чем отсосать, как одна спрашивали о родстве. павел самодовольно излагал свою родословную, из которой следовала близость, и он, проявляя чудеса акробатики, махал костылями, словно испорченная ветряная мельница. о, мотылёк с деревянными крыльями, прыгающий между капельницами и утками с говном - ничто на свете, ни моё звание старшего лейтенанта милиции, ни презрительные взгляды, которыми ты награждал моих коллег с обязательными апельсинами и йогуртом не могли уничтожить жаркие волны нежности, окатывавшие мои сердце и член - ёбаны в рот, пашхен, я, бля, в 85-м году слушал только пистолс и клэш, мой любимый поэт эзра паунд, я, бля, керуака наизусть, моя поэма... но я, нахуй, просто пошёл дальше рембо - сбрил ирокез, поступил на юрфак, потом в милицию, в общем, оказавшись перед экзи-проблемой, поступил героически - проебав все идеалы, именно так я выебу и тебя, пауль, ну отсоси мне, павка, отсоси и ты станешь героем, героем какого-нибудь ёбнутого панк-зина, я обещаю тебе это, павлуша, отсоси мне хуй и вся твоя жизнь, жизнь закомплексованного неудачника и дебила с вечно грязными ногтями останется в истории русского панк-рока яркой вспышкой с восхитительным финалом, с поеданием говна – тёплой, шершавой, коричнево-жёлтой кашицы, минетом у милиционера, и красными в зелёных подтёках деревьями за окном твоей убогой больничной палаты с облезшими стенами и плюющими чёрной харкотиной синяками форточек, с засохшими пакетиками чая брук-бонд на ободранной тумбочке, с кроватями, повизгивающими продавленными пружинами в мундирах из сиреневых покрывал, и эту иллюстрацию ты не забудешь уже никогда. поэтому жри моё говно, павел, жри моё говно...
Лёха Никонов - стихи: 